Сергей Александрович Жевакин (1916-2001)
В публикация использованы материалы препринта “Сергей Александрович Жевакин. К 90-летию со дня рождения” // Сост. Ю.Ю. Куликов. Препринт № 504. Н. Новгород: ФГНУ “НИРФИ”, 2006.
Происхождение и родители
С.А. Жевакин родился 11 апреля 1916 года в Москве.
Мать – Гали Николаевна Жевакина (Кравченко) (1890, Кострома – 1967, Горький).
Отец – Александр Сергеевич Жевакин (1888, Москва – 1971, Горький).
Прадед С.А. Жевакина по линии матери – дворянин, декабрист Иосиф Викторович Поджио (1792-1848). Родился в Николаеве, умер в Иркутске. Участник Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов. Член Южного общества (1824, принят В.Л. Давыдовым). Его отец – итальянец, поселившийся в Одессе. Он вместе с герцогом Ришелье, Ланжероном и де Рибасом был одним из первых устроителей города. Портрет-дагерротип Иосифа Поджио изготовил инженер-поручик А. Давиньон летом 1845 года. Иосиф Викторович послал портрет дочерям Наталье и Софье с надписью по-французски: “Дорогая Наташенька, вот черты твоего отца (после двадцати лет изгнания и в возрасте 53 лет). 15 июня 1845 г.”. По материнской линии в родословной Сергея Александровича есть французские, польские, сербские и восточнославянские корни.
“Мой дед по линии отца ушел мальчишкой из села Выездного под Арзамасом в Москву и стал там директором банка (не сразу!)”. (Из записок С.А. Жевакина.)
Сергей Иванович Жевакин – крестьянин села Выездного, расположенного около Арзамаса на берегу реки Теши, родился в 1859 году, а умер в 1910 году. Выбился в люди – стал приказчиком на кошмовальной фабрике сибирского миллионера Н.М. Чукмалдина, уроженца города Тюмени. Фабрика располагалась в Арзамасе. По завещанию Н.М. Чукмалдина С.И. Жевакин стал ее владельцем. Энергия и предприимчивость Жевакиных отмечена в книге Н. Щеголькова “Исторические сведения о городе Арзамасе” (Арзамас: Типография Н. Доброхотова, 1911).
После смерти С.И. Жевакина его сыну Александру Сергеевичу пришлось бросить учебу в Императорском техническом училище (ныне МГТУ, Москва). Вступительные экзамены Александр Сергеевич сдал весьма успешно – прошел по конкурсу вторым номером, но высшее образование так и не удалось получить. После 1917 года у него были конфискованы фабрика и имущество, а после окончания НЭПа он стал “лишенцем” (гражданином, лишенным советской властью всех прав). А.С. Жевакина спас С.Я. Домазов (его начальник по службе), который очень симпатизировал семье Александра Сергеевича: А.С. Жевакин был восстановлен в правах, но жил в условиях жуткой бедности. Клеймо “бывшего” навсегда отметило человека. Однако, несмотря на столь неблагоприятные обстоятельства, обладая недюжинными способностями, он остался порядочным и чрезвычайно добрым человеком.
Огромное влияние на Сергея Александровича оказала мать – Г.Н. Жевакина. Все ее жизненные силы были отданы сыну. У Гали Николаевны, кроме Сергея Александровича, были еще две дочери, но она считала, что девочки всегда устроятся, а вот с сыном все гораздо сложнее.
“1919 год 29 марта (по старому стилю) Сегодня моему родному мальчику исполнилось ровно три года. Ровно три года назад я со страшным трудом родила его. В Сереже вся моя жизнь, все мое счастье”. (Из письма Г.Н. Жевакиной.)
Однажды мать с сыном гуляли по берегу Теши. Он упал в воду и стал тонуть. Река Теша в то время была глубокой и имела сильное течение. Гали Николаевна, не раздумывая, бросилась в воду и вытащила своего любимого сына.
Гали Николаевна – высоконравственный и мужественный человек. Ее влияние на Сергея Александровича было огромным.
Письмо Гали Николаевны сыну: “Сереженька любимый мой, наконец, я купила тебе “Всадника без головы”. Очень рад, голубчик мой? И еще нашла много хороших книг для тебя и для Лели. Голубчики вы мои, страшно тянусь к вам, но доктор меня выпустит только в понедельник или во вторник. Но я чувствую себя уже хорошо и думаю, что никто меня не задержит. Уж так хочется домой, так хочется, что сердце как-то даже сжимается при мысли об этом. Устала я так надолго уезжать от вас, сокровища вы мои самые драгоценные в мире. Дружок ты мой нежный, страшно скучаю я по твоим ясным глазкам, так и вижу их перед собой, и так манят они меня к себе. Ну, большая половина прошла, потерпите еще немножко, и увидимся и крепко-крепко прижму я тебя к себе. Целую тебя, мальчик мой.
Попроси папу, чтобы он позвонил мне по телефону в субботу, я уже должна буду знать, когда я приеду. Напомни ему, и ты тогда будешь знать, когда я приеду. Поцелуй бабушку (Варвара Александровна Силич, мать Гали Николаевны. – Ю. К.) от меня покрепче. Твоя мама”
“У меня было отличное детство – такому детству позавидуешь!” (Из записок С.А. Жевакина.)
Может быть, самым любимым человеком у Сергея Александровича была мать, которую он всегда называл на Вы и которой в первую очередь рассказывал о своих обидах, неприятностях и радостях.
У Сергея Александровича во все времена было два самых дорогих ему места: Арзамас и дом № 35 по улице Больничной в городе Горьком (Нижнем Новгороде). При каждом удобном случае он приезжал в Арзамас в дом Жевакина на Заводской (бывшее название) улице, где провел раннее детство и, как считал, был счастлив. Улица упирается в реку Тешу.
На Больничной (теперь Нестерова) улице в 4-квартиром деревянном доме № 35 (сначала 39 или 27) на первом этаже прошло отрочество, юность и зрелость Сергея Александровича с 1926 по 1956 год. Квартира была куплена его отцом во время НЭПа в кооперативе “Зодчий”. Население дома составляли “бывшие” – Бударины, Жевакины, Новиковы и Горбачевы. Горбачев, как говорили, был меньшевиком. Его репрессировали в 1937 году. Михаила Васильевича Бударина (1883-1953) арестовали и отправили в лагерь в 1930 году.
Сергей Александрович учился в средней школе им. М.Н. Покровского. В этом кирпичном красном здании на улице Ванеева напротив оперного театра располагается сейчас лицей № 38.
В 1933 году он поступил на физико-математический факультет Горьковского государственного университета. Сергей Александрович имел страсть к математике и начал учиться на соответствующем отделении физмата. На его беду, он попал к преподавателю истории ВКП(б), который был родом из Арзамаса и прекрасно знал фабриканта Жевакина. Фамилию этого человека Сергей Александрович не запомнил, но его слова остались в памяти: “Жевакин, ты у меня университет не кончишь”. Но все завершилось благополучно – Сергей Александрович перешел на физическое отделение и выпал из сферы влияния земляка. Каждому необходимо было знать назубок учение Ленина-Сталина. Студент Жевакин поражал знаниями этой дисциплины даже идейных коммунистов. На физическом отделении Жевакин встретился с Александром Александровичем Андроновым (1901-1952), который оказал на судьбу Сергея Александровича определяющее влияние.
Летние каникулы семья Жевакиных проводила в Кстове на берегу Волги. Здесь Сергей Александрович пристрастился к рыбной ловле, и эта страсть сопровождала его всю жизнь.
Сергей Александрович также увлекался теннисом, и наивысшим его достижением была четвертая позиция среди горьковских спортсменов. Надо отметить, что тогда в центральной части города (довоенное время) было около пятнадцати кортов, и занятия теннисом носили массовый характер. Письмо Сергея Александровича, по-видимому, из Москвы:
“Август 1937 г. Милая мама! Доехали прекрасно. Открытку написал на второй же день, но забыл послать. Сейчас пишу в парке культуры и отдыха. Вечер. Весь день провел здесь с папой, тетей Ритой и Суськой (папа – Александр Сергеевич Жевакин; тетя Рита – сестра А.С. Жевакина Маргарита Сергеевна Иноземцева, Суська – двоюродный брат Сергея Александровича, погиб в начале войны. – Ю. К.). Катались на лодке, Суська на байдарке – опрокинулся. Было много смеху, его забрала речная милиция и увезла на моторке. Целую всех, время провожу хорошо. Сережа”
Образование (1933-1939)
Отзыв А.А. Андронова о С.А. Жевакине
“С.А. Жевакин окончил Горьковский государственный университет по специальности “Физика колебаний”. Из окончивших в 1939 году это был, несомненно, наиболее способный, по моему предположению, он выполнил ряд расчетов по теории флуктуаций в автоколебательных системах и получил интересные результаты, касающиеся величины флуктуаций на пороге генерации (этот результат предполагается опубликовать). Несмотря на все мои хлопоты, его не удалось оставить в университете в качестве аспиранта, т.к. не хватило мест. Я бы считал крайне желательным дать возможность С.А. Жевакину заниматься исследовательской работой по специальности, т.к. есть все основания думать, что из него может вырасти ценный научный работник”. Доктор физико-математических наук А. Андронов
С.А. Жевакин окончил физико-математический факультет ГГУ с отличием. Руководителем его дипломной работы был А.А. Андронов. Несмотря на хлопоты Андронова, Сергея Александровича отправили на работу в одну из лабораторий завода им. В.И. Ленина. Сохранилось письмо Александра Александровича, которое свидетельствует о его попытках все-таки взять в аспирантуру своего бывшего студента:
“Сергей Александрович! Отвечаю Вам с запозданием, т.к. только вчера (19/VII) попал в Наркомпрос. М.А. Шеронин сказал правду – нарком Тюркин издал специальный приказ о том, что лица, получившие путевки, не могут подавать заявления в аспирантуру, если это не предусмотрено самими путевками. Овсянников, с которым я беседовал в Наркомпросе, говорит примерно так: пусть тов. Жевакин поработает годик на заводе. Если через год завод его отпустит – мы его примем в аспиранты. Я спросил его, не противоречит ли приказ Тюркина постановлению СНК об аспирантах, т.к. в постановлении нет никаких оговорок. Он сказал, что это дело согласовано с Комитетом ВКВШ (Всесоюзного комитета по делам высшей школы при СНК СССР. – Ред.). В Комитете я пока не был и смогу попасть туда лишь в августе, и, по-видимому, дело действительно довольно тяжелое. Я спросил, какова будет ситуация, если завод сейчас откажется от Жевакина. Овсянников мне сказал, что он тогда вновь подлежит распределению и т.к. имеется большой дефицит в учителях школ второй ступени, то неизвестно что из этого получится. Он упорно меня уговаривал считать наиболее разумным выходом вашу работу на заводе в течение года. Сам я пока не имею твердой точки зрения, что Вам разумно делать. Но, по-видимому, в Наркомпросе вряд ли что можно сделать. Во всяком случае, практически следует серьезно считаться с возможностью того, что в этом году поступить в аспирантуру не удастся. Я думаю, что даже если так будет, унывать не следует. В середине августа я снова буду в Москве и постараюсь провентилировать этот вопрос в ВКВШ. 26/VIII я приеду в Горький, и Вы обязательно ко мне зайдите. 20/VII 1939 г. Андронов”
Известно, что не взятый в аспирантуру бывший студент долго на заводе им. В.И. Ленина не задержался, ему очень не нравилась тамошняя постановка и организация дела. Каким-то образом ему удалось перейти на завод им. М.В. Фрунзе (№ 326), который также располагался на Мызе, как и первое место работы Сергея Александровича. В мае 1941 года Жевакин увольняется из лаборатории, так как появилась возможность для поступления в аспирантуру. Он рвался в науку. Хотел заниматься настоящим, с его точки зрения, делом. Но 22 июня 1941 года началась война.
Война (1941-1945)
Младший лейтенант С.А. Жевакин с 7 июля 1941 года до конца войны – на фронте. Демобилизовался в 1946 году. А.А. Андронов прилагал большие усилия, чтобы отозвать Сергея Александровича с фронта. По словам Гали Николаевны, Александру Александровичу удалось выхлопотать для Жевакина место в военном училище, но его занял другой претендент. На столе у кровати Гали Николаевны в числе портретов любимых и уважаемых ею людей стоял портрет Андронова. Письма и открытки С.А. Жевакина Г.Н. Жевакиной:
“31/VII 41 г. Милая мама! Деньги можете тратить. Кроме тех, что лежат на дне ящика под книжками, в том же ящике, в учебнике Сушкевича “Основы высшей алгебры”, лежит 100 руб. Я буду получать 750 руб. (уже получаю) и, вероятно, вскоре 25% надбавки. Налогами это не облагают, только заем. Так что все на еду; сыт по горло. Молока у нас в части (там хорошая столовая) нет, но сметану стакана 2 ем ежедневно. Чувствую себя прекрасно и почти свободно (“почти”, потому что увольнительную для выхода за черту гарнизона получить довольно трудно), ем, купаюсь, хожу в кино. Конечно, это временно, пока у нас все не ограничивается. Адрес отправителя: Калинин, Головинский вал, д. 15, Овчинниковы”.
Письмо с курсов по подготовке связистов-радиотехников:
“Милая мама! У меня крупная удача. Я ушел с курсов. Теперь я в радиомастерских радиотехником. На днях мы отправляемся на фронт. На курсах было ужасно. Я писал вам уже об этом, но упоминал там же и о своей избалованности. Дело однако совсем не в ней, ведь большинство воспринимало обстановку курсов еще лучше меня. Начать с того, что первый месяц мы голодали. Положено 650 г хлеба, но нас обворовывали повара и старшины (ведь нас было немного), и мы получали 450-500 (весов не было; хлеб отпускали без веса на глаз). На утро – похлебка с несколькими горошинами, на обед – она же, заправленная мукой. Второго не было. Ужин – чай. Результат – уже через 10 дней: тошнота, слабость, головокружения. Ну, и гоняли нас много километров: 15-20 каждый день. Состав курсов – какой-то сброд. Все друг у друга воровали, оставить ничего нельзя, что получишь – ешь тотчас или носи с собой. Половина курсантов – лет так по 45-50 – отупевшие, жадные сибирские крестьяне. Психология их – не то что крестьянская, хуже, не знаю, как назвать, кулацкая, что ли. И – непрестанные: дикие склоки, воровство. Из всех курсантов (а их около 40), по-моему, было только 2 настоящих человека.
В отношении постановки преподавания тоже что-то ужасное. Убогость, серость, тупость. Все эти слова, впрочем, недостаточны, даже по мне. Хорошо, что все кончилось. Случайно ведь. И какая удача! На новом месте сейчас отъедаюсь. Кстати: взял у д. Коли (Николай Николаевич Кравченко – старший брат Гали Николаевны. – Ю. К.) книжечку с интересным заглавием: “Чем прокормиться в исключительных (!!) условиях”. Мысль об улитках у меня была и раньше. Но вот слушайте: “осенью прекрасную пищу могут дать улитки, живущие на растениях и грибах”. Улитки, несущие раковину, массами всегда употреблялись в пищу во Франции, Италии, Чехословакии. Их приготовляют особым образом с добавлением разных приправ. Но и просто изжаренные улитки очень вкусны, особенно если их предварительно обварить кипятком. В жареном виде они напоминают грибы, а в вареном – печенку. Улиток с раковиной можно есть и сырыми, но не имеющих раковины – так называемых слизней – обязательно нужно варить или жарить! А у нас в доме (в саду на Больничной) ведь такая масса улиток! Я помню, сколько мы собирали их в цветнике и потом давили. Милая мама! Отбросьте ложные предрассудки и ешьте их, вареными или жареными. Наверное, это вкусно и, уж конечно, питательно. Очень прошу Вас, попробуйте. Напишите мне об этом. Улитки могут заменить Вам мясо. Сам я в “исключительных условиях”, когда мы находились в лесу (Сокольники), питался муравьиными яйцами и желудями (это тоже отмечено в книжечке) – и, конечно, толку от этого было мало. Ведь муравьиное яйцо не улитка! Вообще у людей под руками столько дополнительных источников питания. Мешает только собственная косность, предрассудки. Вспомните картофельные бунты при Екатерине II. В пищу очень хорошо употреблять и головастиков (их потрошить); Вы помните, какие они бывают крупные. Хороши также жареные беззубки (устрицы). Начал письмо 23; дописываю же сейчас только, т.е. уже 27. Вашу последнюю открытку не получил; а знаю, что на курсы мне она пришла. Нового нет ничего, разве что расстройство желудка (от соевой колбасы, наверное). Так что опять приходится поститься. Раза 3 был у д. Коли. Миша (Михаил Александрович Яковлев – первый муж сестры С.А. Жевакина. – Ю. К.) продукты так и не доставил. Сейчас они уже ни к чему, но прежде были бы очень и очень кстати – со дня на день ждем выезда. Здесь очень сытно, и я бы пожил бы и еще. Вот только желудок подвел. Писать мне пока подождите. Как только выедем, то получим собственный адрес. Я тотчас же Вам сообщу. Если есть что-либо спешное, пишите на д. Колю. Интересуюсь горьковскими и домашними новостями. Как д. Даня? (Даниил Николаевич Кравченко – младший брат Гали Николаевны. – Ю. К.) Получил 650 р. денег. Я ведь от них отвык, обезденежел совсем. Целую всех. Сережа”
“23/IX 1941 г. Милая мама! Вчера получил Ваши открытки от 2 и 3 сентября. Из них видно, что Вы мой перевод на 500 р., посланный еще 23 августа, не получили. Напишите, так ли это. Будет обидно, если эти деньги пойдут на ветер. В Торжке меня скоро не будет, так как я просил комиссара откомандировать меня в другую часть, здесь же мне делать нечего. Пока продолжайте писать на Торжок. Об отъезде дам телеграмму. О своем положении я еще давно послал Вам подробную открытку (может быть, слишком подробную, значит, она не дошла). Писать же об этом сейчас уже не представляет интереса. Вообще, кажется, ряд открыток, посланных до письма, не дошел. (Сужу по тому, что просьба сообщить, получен ли перевод, оставлена без ответа.) “Теплые вещи”, как пишут теперь часто в газетах, нужны и мне, но посылать их сейчас на Торжок не нужно. Становится холодно, и от этого плохо не только немцам. До сих пор мне было хорошо, только спать холодновато. Делать нечего; читаю немецкие романы да дежурю в красноармейской столовой. Через день бывает кино, и это позволяет скоротать длинный осенний вечер. Напишите, как военные дела Юры, кого взяли в армию, кто остался. Запас открыток подходит к концу, новых достать негде, так часто писать не приходится. С. Жевакин. Привет всем”
“18/IV 1942 г. Милая мама! Книжку получил, большое спасибо. Наверное, с ней была послана и открытка, но в мои руки она почему-то не попала. Пишите пока по адресу: ППС 177, 209 ОБОС. Получили ли мое письмо? Я по-прежнему все еще жду назначения. Недавно ходил на несколько дней за сборкой телефонного кабеля. Нашли мало, но походили с удовольствием: весна, много солнца было. Дороги стали ужасны! Маслянистая грязь лежит слоем в метр и больше. В деревне, где я живу, просто мучение стало ходить по улице. Так хочется, чтобы скорее все высохло. Чувствую себя прилично. Как Кира (Кирилл Александрович Яковлев – сын соседей из дома № 33 по улице Больничной, попал в плен к немцам. – Ю. К.), не случилось ли с ним чего? Целую всех. Сережа”
“13/XI 1942 г. Милые папа и мама! Так давно нет от вас писем, что прямо становится непонятно. Как ни далеко я заброшен сейчас, письма должны все-таки идти. Товарищи получают письма из Москвы дней через 25-30. Может быть, я сам виноват, что сравнительно редко пишу. Ведь стоит одному письму потеряться, и 2 недели уже потеряны. Писать мне по адресу на обороте. Я здоров, у меня все по-прежнему. Здесь наступила настоящая осень, деревья почти голые, пасмурно, непролазная грязь. Такой грязи я нигде не видал, еле ноги поднимаешь, когда идешь, такие пуды висят. Перевел вчера 600 р. Напишите о ценах в Горьком, здесь стало все дорого. Иногда хожу на базар, чтобы выпить молока или купить яблок. Вы видите, что я сейчас в совсем мирной обстановке и безопасности. Пишите. Сережа”
“11/XII 1942 г. Милая мама! Вы просите подробнее о себе. Но всякий раз, как это я делаю, письма почему-то не доходят. Во всяком случае, не стоит еще лишний раз искушать судьбу (вы понимаете – писем, конечно) описанием всяких подробностей. Одно могу сказать: чувствую себя хорошо, кормят прекрасно, настроение хорошее. Никакого сравнения с Москвой быть не может. Вообще, воспоминания о Москве останутся (я надеюсь на это), самыми черными из всего военного времени. Но и в них много комичного, смешного до такой степени, что комизм их воспринимается только теперь, задним числом, а и тогда он заставлял иногда смеяться. А рассмешить нас было не так легко, скорее это был настоящий “смех сквозь слезы”. Вообще такое нагромождение нелепостей возможно только в тылу, да и то при редком стечении обстоятельств. Зато те несколько дней (можно даже сказать – часов), которые я провел у д. Коли (в это время я находился уже в резерве МВО; курсантом мне нечего было думать вырваться к родственникам), будут одними из самых приятных: домашний уют, диван с лампой и новыми журналами, кофе вечером у его милой соседки – все это так приятно вспомнить. Нужно бы написать ему, да все никак не соберусь. Если его семья не уехала, передайте ей и ему через нее мой самый горячий привет и благодарность. Иногда ужасно хочется конца войны. Всех очень обрадовали известия под Сталинградом. Так хочется пойти вперед. В этом году мы раньше начали; во что все это выльется, покажет зима. Вас интересует наш климат. Прежде всего немножко астрономии. Если у вас 22 декабря солнце стоит над горизонтом на 11°, то у нас в это время оно ходит под 23° – больше чем вдвое выше. На такой высоте горьковское солнце будет только в конце марта. И день у нас на 1 1 /2 длиннее. Темнеет в 5, светает в 7 (живем мы по московскому времени). До сих пор круглосуточная слякоть. Редко-редко немного подморозит в ясную ночь, обычно туман, моросящий дождь. Порядком надоела такая погода. С тоской вспомнишь Калининский фронт. Читаешь в сводках Информбюро: “Несмотря на буран, наша часть оседлала такую-то дорогу”. Да, там сейчас настоящие снега, метели, бураны, настоящие леса на скованных льдом болотах. Здешняя природа мне не нравится. Но зябнуть здесь, конечно, не придется. Калининская область хороша в воспоминаниях. Если я находился бы там, в прежних условиях, я не против попасть на зиму туда опять. Но быть там, на передовой – бррр! Тут-то, по крайней мере, тепло, а это главное. Живем мы в летних нелепых постройках, отапливаемся железными печками. К утру становится холодновато. Здешний народ по-русски почти не понимает. Как-нибудь напишу о нем. До сих пор я знал его только по Лермонтову и всяким другим источникам такого же рода. Первые столкновения с ним (на базаре в Махачкале) показали, что нужно держать ухо востро. Вести себя с таким беззастенчивым нахальством вряд ли способна самая продувная русская бестия. Конечно, не везде они такие. Вдали от города, который их портит, встретишь настоящих лермонтовских Тамар, Зарем и Измаилов. Сейчас я живу в такой полудикой и гостеприимной семье. Ем чурек (кукурузные лепешки) и другие их кушанья, не подумайте только, что меню их разнообразно. Все вертится, в конце концов, около кукурузы. Здешние колхозники поражают красотой (в своем стиле, конечно) и тонкостью черт лица. Откуда столько породы у этих дикарей? С русскими их по внешнему виду никак не сравнить. А живут грязно и безалаберно. Мужчина, как правило, ничего не делает, все делается его женами (число жен доходит, бывает, до 7-8). Здешний бич – это вши. Как только все ложатся и тушат свет, так слышишь: начали чесаться. Чешутся прямо-таки со сладострастием. Я сам хожу каждый день за копну кукурузы и раздеваюсь там донага. Теперь я стал осторожен, и число насекомых на мне не более 3-5. А первый раз, неопытный, я укрылся каким-то их ковриком и на следующий день снял около 50 “бекасов”. Я думаю, не стоит лишний раз повторять, что я сейчас в полной безопасности. Нас никто не обстреливает и не бомбит. Как-то вы живете в Горьком, спокойно ли у вас? Посылаю в этом конверте нужную вам справку. О получении справки и письма сообщите. Еще интересуюсь, получили вы обратно посланные вами 250 р., посланные мною 600 р. и аттестат на 450 руб.? Привет всем. Очень хотелось бы, чтобы каждый из домашних написал и прислал чего-нибудь. Сережа Ж.”
“14/VIII 1943 г. Милая мама! Было распоряжение отправить связистов с курса в Краснодар. Оттуда я попал сюда и нахожусь в резерве (радиотехник). На днях чуть не вылетел самолетом на Харьковский фронт, но почему-то отставили. Первые часы не хотелось ехать, а потом жалел, что не улетел. Меня обокрали, обмундирования нет, прямо стыдно ходить, и с деньгами неважно. (Получаю 550, около 300 идет на столовую Военторга.) А там я должен был получать около 1500 р., смог бы 1000 посылать вам (часть гвардейская, танковая). Но и так неплохо (т.е. в Москве). Выбраться домой вряд ли можно – не пускают. Попробую написать рапорт. Сегодня собираюсь поехать к Буковецкой, интересно ее увидеть, да и о деле узнаю. Д. Коля выглядит плохо. Опухают ноги. Он думал – от голода. Доктор говорит, что сердце; послал его на рентген. Скорее – сердце ни при чем. Я питаюсь сносно (далее неразб. – Ю. К.).”
“20/I 1945 г. Милая мама! Какие события! 12 числа началось наступление, и сейчас я в 40 км от немецкой границы. Наша часть заняла оборону на участке, где прорыва не делали, и только потом нас перебросили и ввели в прорыв. Сейчас движемся во 2-м эшелоне и никак не можем догнать передовые части – они от нас 40-50 км. Местность лесистая, и в лесах блуждает множество немцев – голодных, обмерзших, часто побросавших оружие. По краям лесных дорог валяются их трупы – расстреляли. Среди немцев паника – мощные линии обороны, созданные ими за последние месяцы у себя в тылу и о которых у нас столько говорили, они оставили без всякого сопротивления. Очень вероятно, что и пограничная линия обороны будет пройдена так же легко. Впрочем, когда вы получите открытку, это будет уже, наверное, сделано. Целую. С. Жевакин”
Все, кто знал Сергея Александровича, помнят его рассказы о войне. Одну из записей его воспоминаний мы предлагаем вашему вниманию.
“За всю войну я не встретил ни одного солдата с высшим образованием (может быть, один раз). Обычно простые деревенские парни, возможно, сразу после школы”.
О встрече с маршалом Г.К. Жуковым:
“Встреча произошла после форсирования Днепра и организации плацдарма на правом берегу реки. Немцы предприняли отчаянные попытки уничтожить плацдарм. Наступила темнота и вместе с ней критический момент для обороны, многие из нас уже вязали плотики, чтобы при случае плыть обратно. Прошел слух, что Жуков переправился к нам и в большой палатке под берегом собирает командный состав – в основном лейтенанты. Так я увидел при свете коптилок Жукова и выслушал его просьбу продержаться до утра, а там должны подойти танки”.
Сергей Александрович получил орден Красной Звезды (которым гордился), возможно, за эту военную операцию или за обеспечение связи во время танкового сражения.
С.А. Жевакин служил в танковой армии П.С. Рыбалко до ранения.
Сергей Александрович в свободное от боевых действий время постоянно читал научную литературу, в том числе на немецком языке, которым он хорошо владел.
“Лежу я как-то на кровати и читаю “Квантовую механику” на немецком языке, а через плечо заглядывает боец и говорит: “Сергей, что они там пишут?” Я ему: “Видишь здесь формулы – это научная книга”. Не поверил. Пришел я, сунул руку под подушку, а книги нет. Оказалось, товарищ сдал ее для проверки в особый отдел. Хорошо, что начальник этого органа оказался приличным человеком и хода делу не дал”.
Другая книжная история. Сергей Александрович таскал с собой чемодан с научной литературой. Однажды он уснул на угольной платформе, а чемодан положил под голову. Проснулся – чемодана нет. “Сначала я расстроился, а потом представил себе, как они тащили его, предвкушая добычу, а потом их реакцию”.
Во время войны Сергей Александрович был дважды ранен. Но судьба сохранила ему жизнь. Он рассказывал: “Приехал я к родственнице в Москву, а она спрашивает: “Сережа, а сколько раз ты ходил в атаку?” Глупая, если бы я это сделал хотя бы один раз, то был бы убит или тяжело ранен”
Сюжет из повседневной жизни узла связи: “Захожу в помещение, девки-связистки матерятся что было силы. Первое время меня это коробило. Однажды я позволил себе выразиться при них непечатно, а одна из девушек вдруг и говорит: “А Вам это не идет””.
Сергей Александрович, вспоминая годы войны, говорил: “Пожалуй, это было мое самое лучшее время”.
После войны: аспирантура – кандидатская диссертация (1949)
После демобилизации жизнь Сергея Александровича связана с аспирантурой и преподавательской работой в университете. К преподаванию он относился с трепетным чувством, всегда тщательно готовился к лекциям. На радиофизическом факультете он перечитал практически все курсы по теоретической физике и оставил о себе память в студенческой среде своими жесткими требованиями к знанию предметов. Надо сказать, что к себе он тоже был беспощаден.
Конец 1940-х годов – время становления радиофизики в городе Горьком – ознаменовался очень коротким по времени, но плодотворным сотрудничеством с Александром Александровичем Андроновым, который привлек внимание своего ученика к проблеме пульсаций переменных звезд.
Отзыв об аспиранте С.А. Жевакине “Аспирант С.А. Жевакин в настоящее время оформляет законченную диссертацию на тему “Цефеиды и долгопериодические переменные звезды как термомеханические автоколебательные системы”. Основные научные результаты этой диссертации изложены в двух заметках 1947 и 1948 годов, опубликованных в ДАН (Докладах Академии наук СССР. – Ред.): “Об автоколебаниях одной модели цефеид” (ДАН СССР. Т. 58. С. 385) и “Автоколебания водородно-ионизированного слоя как причина переменности цефеид” (ДАН СССР. Т. 62. С. 191). Проблема цефеид (периодически колеблющихся звезд) является одной из актуальных проблем современной науки, в которой скрещиваются вопросы астрофизики (теория внутреннего строения звезд), ядерной физики (кинетика ядерных реакций) и физики колебаний (теория автоколебательных систем). С.А. Жевакин рассмотрел упрощенную (“т.н. дискретную”) модель цефеиды и для этой модели рассчитал амплитуду автоколебаний, поддерживаемых термонуклеарными реакциями при некоторых простейших предположениях о характеристиках последних. В частности он пришел к интересному результату, который позволяет подвергнуть сомнению представление о том, что причина звездной переменности типа цефеид лежит в термонуклеарных реакциях: амплитуда автоколебаний, полученная С.А. Жевакиным, оказалась в десятки раз больше наблюдаемой. Далее С.А. Жевакин сам выдвинул новый механизм поддержания автоколебаний цефеид, связанный с существованием у цефеид под фотосферой водородного слоя. Эту гипотезу С.А. Жевакин подверг теоретической разработке и показал возможность поддержания автоколебаний, связанных с существованием такого слоя.
Я считаю эти результаты весьма интересными и считаю возможным после окончательного оформления допустить диссертацию С.А. Жевакина к защите. Если учесть, что С.А. Жевакиным до поступления в аспирантуру была выполнена (совместно с М.М. Кобриным и А.П. Скибарко) ценная работа “Поглощение радиоволн ионосферой”, которая была использована заводом № 326 при проектировании специальной аппаратуры и даже представлялась заводом на премию имени И.В. Сталина, то следует прийти к заключению, что мы имеем в лице С.А. Жевакина аспиранта с хорошим физическим образованием, на деле показавшего значительные творческие способности. 11/X 1948 г. Зав. кафедрой теории колебаний А. Андронов”
Защита кандидатской диссертации “Цефеиды и долгопериодические переменные звезды как термомеханические автоколебательные системы” проходила на заседании ученого совета Ленинградского государственного ордена Ленина университета им. А.А. Жданова 16 июня 1949 года.
Докторская диссертация “Теория пульсационной звездной переменности”
“Первые мои работы по теории пульсационной звездной переменности начали публиковаться в 1952 году. Честно говоря, они не сразу встретили признание. Пришлось вновь и вновь выступать с аргументацией в защиту своей теории. В 1956 году состоялась защита докторской диссертации “Автоколебания переменных звезд”. Лишь через 5-7 лет к выводам, подтверждающим результаты этой работы, пришли зарубежные ученые И. Кокс, К. Уитни, П. Леду, Н. Бакер, Р. Киппанхан, Е. Хоффмейстер, А. Вейгерт и др. По многим аспектам и с ними пришлось дискутировать. Приятно, конечно, что на последних двух съездах Международного астрономического союза (в Калифорнии и Гамбурге) теория получила уже общее признание. По предложению американских ученых я написал обзор своих работ по теории звездной переменности для ежегодника обзоров по астрономии и астрофизике. Он уже опубликован в первом томе. Поступило также предложение от издателя международной серии по физике и астрофизике – написать монографию “Теория пульсационной звездной переменности””.
Из беседы корреспондента “Горьковской правды” А. Лугинина с профессором С.А. Жевакиным (Горьковская правда. 1965. 16 ноября).
Полемика советских ученых по проблеме пульсации цефеид была весьма непростой.
“…Вся полемика между Д.А. Франк-Каменецким и С.А. Жевакиным напоминала шахматный матч между двумя гроссмейстерами. Она проходила в исключительно корректной, спокойной форме. Правда, один из противников был доктор наук, а второй только кандидат, и к тому же кандидату приходилось вести, хотя и не столь напряженную, борьбу с двумя другими докторами наук: Л.Э. Гуревичем и А.И. Лебединским. Один против трех! Борьба была, на первый взгляд, неравной.
С.А. Жевакин выдержал испытание: Подробно, пункт за пунктом, он разобрал все возражения против периферической теории пульсации цефеид и показал их несостоятельность, а затем столь же методично указал на основные ошибки конкурирующих теорий.
Д.А. Франк-Каменецкий: как истинный гроссмейстер: протянул своему сопернику руку, признавая свое поражение. Впрочем, признав ряд конкретных ошибок, Д.А. Франк-Каменецкий не считал возможным ставить крест на центральной теории пульсаций, собираясь провести в дальнейшем исследования в этом направлении. Но это ему сделать не удалось: его внимание привлекли другие задачи астрофизики. Не возвращались больше к теории цефеид и Л.Э. Гуревич с А.И. Лебединским.
А Жевакин, успешно защитив в 1956 году докторскую диссертацию “Теория пульсационной звездной переменности”, публиковал одну работу за другой”. (Бронштэн В.А. Гипотезы о звездах и Вселенной. – М., 1974).
Из протокола заседания Совета НИРФИ от 6 октября 1965 года: Повестка дня: О выдвижении работы С.А. Жевакина “Теория звездной переменности” на соискание Ленинской премии.
Выступление профессора М.М. Кобрина: “Мне известно, что С.А. Жевакину пришлось выдержать длительную дискуссию с рядом советских и зарубежных ученых в борьбе за отстаивание правоты своей теории. Из этой борьбы С.А. Жевакин вышел победителем. В настоящее время, насколько я могу судить, теория С.А. Жевакина принята подавляющим большинством зарубежных и отечественных астрофизиков”.
Выступление члена-корреспондента АН СССР А.В. Гапонова-Грехова: “Цикл работ С.А. Жевакина по звездной переменности является крупным вкладом в отечественную астрофизику. Теория звездной переменности является одной из интереснейших и важнейших проблем астрофизики. Несмотря на то что этой проблемой в течение многих лет занимались такие крупные ученые, как Эддингтон, Джинс, Росселанд, Гамов, Хойл, Литтлтон и другие, лишь С.А. Жевакину удалось развить последовательную теорию автоколебаний переменных звезд. Эта теория позволила объяснить ряд весьма важных особенностей наблюдаемых эффектов; в частности, из результатов, полученных С.А. Жевакиным еще в 1954 г., вытекает необходимость изменения масштаба Вселенной (дальнейшее развитие астрофизики действительно потребовало изменения этой величины). Следует отметить, что работы С.А. Жевакина примерно на 10 лет опередили аналогичные исследования как в СССР, так и за рубежом:”
В начале 1966 года президиум Академии наук СССР присудил доктору физико-математических наук С.А. Жевакину за цикл работ по теории звездной переменности премию имени Ф.А. Бредихина за 1965 год
Научная деятельность (1960-2001)
С.А. Жевакин в этот период работал в НИРФИ и преподавал на радиофизическом факультете университета.
Отдел № 11 НИРФИ под руководством С.А. Жевакина в 1961 году организовали по инициативе директора института Марии Тихоновны Греховой. Отдел занимался теоретическими и экспериментальными исследованиями распространения волн миллиметрового и субмиллиметрового диапазонов в атмосфере Земли.
В статье М.Т. Греховой “Открытие Жевакина”, опубликованной в газете “Горьковский рабочий” (1966. № 28) по поводу выдвижения С.А. Жевакина на соискание Ленинской премии говорилось:
“:В 50-60-х годах радиотехника начала осваивать новые диапазоны радиоволн. Для решения вопросов многоканальной связи и проблем увеличения качества телевидения привлекаются кратчайшие волны длиной в 1 миллиметр и короче. Возникает ряд трудных задач, связанных с распространением этих волн в атмосфере Земли. И снова С.А. Жевакину приходится оставить свои многолетние исследования переменных звезд для решения поставленных перед ним теоретических и практических задач. Эти работы С.А. Жевакин ведет с присущими ему увлеченностью и глубиной, вскрывает ряд тонких и интересных эффектов.
Сейчас он работает параллельно в двух областях, далеко отстоящих друг от друга,? астрофизике и радиофизике. Его эрудиция, большая работоспособность и увлеченность наукой позволяют ему успешно вести исследования в этих двух направлениях”.
Итогом работы явился обзор, выполненный С.А. Жевакиным и А.П. Наумовым. В нем рассмотрены теоретические и экспериментальные сведения о коэффициентах поглощения и преломления сантиметровых, миллиметровых и субмиллиметровых волн в земной атмосфере. При этом внимание акцентировалось на механизмах поглощения и преломления, обусловленных молекулами атмосферных газов.
С.А. Жевакин и его аспирантка А.А. Викторова выполнили работу, посвященную исследованию роли димеров, или кластеров водяного пара, т.е. двойных молекул, которые образуются при соударениях, в поглощении микроволн в атмосфере. Был рассчитан их вращательный спектр. С момента первой публикации прошло уже около полувека, а интерес к кластерам водяного пара только возрос. Эксперименты, проведенные сотрудниками ИПФ РАН под руководством М.Ю. Третьякова, подтвердили наличие димеров водяного пара в атмосфере Земли
“Часть научной биографии Сергея Александровича связана с димером воды. Димер возник как гипотеза, позволяющая разрешить одну из серьезных проблем физики, связанную с избыточным поглощением излучения в атмосфере. Суть проблемы состоит в том, что суммарное поглощение во всех спектральных линиях всех атмосферных газов оказывается меньше экспериментально наблюдаемого поглощения. Особенно сильно отличие проявляется в промежутках между линиями. В миллиметровом диапазоне длин волн оно доходит до 10 раз. Это избыточное поглощение оставалось необъяснимым, несмотря на разработку все более и более совершенных форм резонансных линий. С другой стороны, было известно, что соударения между молекулами могут приводить к образованию двойных молекул, или димеров. Проанализировав имеющиеся данные, Сергей Александрович понял, что избыточное атмосферное поглощение может быть связано с образованием димеров водяного пара. Чтобы утвердиться в этой гипотезе, Сергею Александровичу потребовалось несколько лет напряженной работы и помощь А.А. Викторовой, которая была его аспиранткой. Работа завершилась яркими публикациями в весьма престижном научном журнале, издаваемом президиумом АН СССР, и в средствах массовой информации. Лондонская “Таймс”, например, тогда сообщила, что, по мнению русских, димеры воды в атмосфере могут поглощать микрорадиоволны. После этого все начали искать димеры. Были затрачены большие средства и усилия, приведшие в том числе и к ложным открытиям, но это тема для отдельного рассказа. Удивительно, что, не зная о димере воды почти ничего, Викторова и Жевакин верно предсказали и линейную молекулярную структуру димера, определяющую общую частотную зависимость спектра димера, и интенсивность спектра, и даже то, что спектр напоминает квазипериодическую последовательность пиков. Квазипериодичной оказалась, однако, только часть спектра, но именно она почти полвека спустя, в 2012 году, сыграла решающую роль в экспериментальном доказательстве гипотезы Сергея Александровича. Показательно то, что, несмотря на значительные многократные усилия многих исследователей в разных странах мира, доказательство было получено фактически в том же исследовательском центре, где работал Сергей Александрович. Получено оно было физиками-экспериментаторами, хорошо знавшими Сергея Александровича и, по-видимому, вдохновляемыми его идеями”. М.Ю. Третьяков, к.ф.-м.н., зав. отделом микроволновой спектроскопии ИПФ РАН
В 1987 году С.А. Жевакин получил Государственную премию СССР. По официальным документам, он один из создателей радиотехники в миллиметровом и субмиллиметровом диапазонах радиоволн.
Самым последним увлечением Сергея Александровича была попытка описания поглощения микроволн в каплях дождя с использованием фрактальных подходов. На выполнение этой работы он, человек очень преклонного возраста, сумел получить грант Российского фонда фундаментальных исследований.
Сергей Александрович скончался на 85-м году жизни 21 февраля 2001 года.
PDF версия статьи в журнале «НМ» 2014 №27 —NM2014-N27-P118-131